"Одесская газета" в одном из номеров за 1911 год касается этой темы в связи с полемикой о причинах зажиточности немецких колонистов.
Один из аргументов звучал так: "Они умеют читать и писать, это плод совместной работы школы и церкви".
С начала колонизации и до самой революции прослеживается тесная связь школы и церкви.
Отсюда и названия: "церковно-приходская школа"
[см. здесь] ,
"дьячок-учитель" .
Своё выражение эта связь находит также и в следующих документах: закон о евангелическо-лютеранской церкви от 1832 года
[см. здесь] ,
распоряжение от 1840 года "О религиозном и школьном преподавании в Саратовских колониях"
[см. здесь] .
Образование являлось одной из основных функций церкви. Церковь отвечала за строительство и работу
школ , за учебные программы и планы,
а также за опеку молодёжи. В этом кроется уникальность её положения.
В принятом в 1832 году законе о евангелическо-лютеранской церкви задачи священника определяются следующим образом: "Священник должен прилежным
образом посещать сельские школы и следить за религиозным образованием как в школах, так и в общинах." В распоряжении от 1840 года "О религиозном
и школьном преподавании в Саратовских колониях" говорится: "Пасторы римско-католической церкви и протестантские священники обязаны при всяком
подходящем случае следовать своему священному долгу и внушать детям богобоязненность и послушание и привлекать их к обучению в школе,
где они бы воспитывались в религиозном духе."
Ограниченность школы религиозными проблемами доказывает также предложенный в феврале 1876 года лютеранским консисториумом проект школьного устава:
"Школа – это заведение, где детей готовят к конфирмации."